от гора ничего не осталось. рассыпались замки из песка, и воздух подхватил самые маленькие песчинки, унося за собой так далеко, как только смог.

от гора ничего не осталось — разрушилось и прекратило существовать. так заканчиваются батарейки, когда в них исчезает заряд. так ломается стекло — громко, звонко. гор разбивался много тысяч раз, но всегда умел встать с колен, всегда мог поднять голову прямо и смотреть вперед. гор всегда был здравомыслящим, всегда был тем, кто всегда пойдет вперед и за руку крепко будет держать; гор был всегда оплотом доверия, заботы. всегда укрывал крыльями своими, всегда говорил правду и чувствовал тонко мир этот. гор всегда был . . . гор всегда был. сейчас же от гора ничего не осталось. все разлетелось, разрушилось подобно карточному домику, что складывается от детского дыхания или трясущейся руки. отныне и навсегда гор — сломанный механизм.

собачонка. когда ты ей стал, гор? когда ты решил двигаться в том самом направлении, которое обязательно приведет тебя к краю? когда ты решил, что ты достоин счастья? счастья быть замеченным дядей, счастья просто касаться его руки и волос. счастья называть его супругом и делить египет? когда ты понял, что все это — твой замок из песка, который ты строил так отчаянно, камень на камнем, песчинка к песчинке? твоя мать всегда говорила, что боги возгордились слишком сильно, но ты не слышал ее. сколько раз тебе удавалось обмануть само мироздание? ты шел за ним так долго, что стер все пальцы в кровь и ноги. ты всегда смотрел только в его сторону — на суде страшном и после, когда возвращали искупление. ты смотрел на него на коронации, когда корона была на твоей голове как венок терновый; ты смотрел на него, когда рядом вставали, когда править начинали. казалось тогда, что и море по колено, что все можно сделать и горы с землей сравнять; в пустыне ночи тогда были такие холодные, что согревались лишь теплом родным ( чужим ). и крылья служили попыткой быть одеялом.

механизм. часы делают свой ход, стрелка крутится, отмеряя часы-дни-недели-года. сколько вас было, сколько вас будет? люди всегда забывают кому поклоняются. люди и богов забывают — нет дела им до того, есть вы или нет. они новых воздвигают на троны, новым молятся, а вы уходите в забытье. и ты лишь улыбаешься уголками губ — пока хоть один верит, вы будете жить; руку чужую ты держал крепко всегда, пальцы сплетал, в любви признавался. всегда ты был собранным, всегда ты был лучшим среди лучших. ты алые глаза на себя обращал, заставлял уверовать его, что ты преданней любой собаки — погони, не уйдет. и ведь так и получалось. ты следовал за ним всегда, куда бы жизнь не заносила, куда бы она не кидала вас; поднимая голову к солнцу, ты ладошкой закрываешься, делаешь "козырек". сколько времени уже прошло? да кто ж его знает.

время останавливается, делится на до и после. время — хрупкая монета, которую можно просто позабыть. и ты позабыл — во снах тебе снится тело, которое на руках ты удержишь. тело сына вашего, что проклятьем на египет обрушился. сына, который вобрал оба ваши глаза, после чего исида ругала вас, покрывала проклятьями несерьезными, но действительно делала замену. вы обменяли оба глаза на жизнь того, кто купался в любви, кто знал как держать клинок и умел вести дипломатию; время — хрупкая вещь. во снах ты держишь своего сына, который умирает. ты ничем не можешь ему помочь, и только в алых глазах ты видишь весь спектр. он бьет тебя, а ты и ответить не можешь — разве можно спрятать боль? не усмехаешься, ничего. просто молчишь. ваш сын умер у вас на руках, а вина ложится на твои плечи неподъемным грузом. тебе кажется, что она придавливает к земле и мешает дышать.

города, столетия, эпохи. сколько вы поменяли уже? черт его знает. столько раз ты ловил его, прижимал к себе, в волосы шептал треклятое люблю. столько раз ты тянул его к себе, ближе. столько раз вы сплетались телами ( кажется, что и душами тоже ), что каждый раз ты думал — последний, поймал. но насколько же ты глупым был, если думать посмел о том, что песок покорится тебе? насколько же глупым ты был, если решил, что однажды он простит тебя? что однажды перестанет сбегать от тебя и уносить с собой часть себя? иногда ты задаешься вопросом — понимал ли сет то, что он делает. понимал ли он, насколько каждый шаг был ошибочным? ты старался жить, а он цеплялся за прошлое. и каждый раз ты был самым худшим напоминанием о нем.

уйди, исчезни, сгинь.

сет убегал по утрам и ты искал его, как верная собачонка. ты обшаривал каждый закоулок, каждый дом, вглядывался в лица людей, чтобы потом прижать его к себе и больше не отпускать. ты каждый раз шел по следу, каждый раз ждал у дверей и караулил — сердце сжималось мыслью о том, а не нашел ли он кого-нибудь себе, прекратив цепляться за прошлое? ты — прошлое. пережиток всего, что можно выкинуть и выплюнуть. ты — лишь то, на что можно накинуть вуаль и больше не поднимать ее. на антресоли твое самое место. в сточной канаве. там, где лежит мусор.

кошмары мучают по ночам. сколько времени прошло после того, как ты очнулся в пустой квартире? в первый раз — черт его знает, да и в последний — тоже. время теряет свое предназначение, сливается в одну сплошную линию. больше нет красок, больше нет звуков. все, что у тебя есть — таблетки, которые тебе выписывает врач ( так они называют тех, кто помогает людям за деньги ), алкоголь ( он тоже меняется сквозь время ) и пустота. внутри, снаружи, везде. сколько времени прошло после того, как ты очнулся один и только подушка помнила чужой запах? не помнишь. смотришь в потолок, протягиваешь руку, солнце ловишь. в тот день ты чувствовал себя загнанным в клетку зверем — не знал, что делать и куда бежать. ты скитался по городу, пока не осел на землю от дождя холодную и понял одну простую вещь

ты больше не нужен.

ты — пережиток прошлого.

он решил двигаться дальше ( без тебя )

здесь всегда светит солнце и всегда дует ветер. тот самый, который все еще подчиняется тебе. ты не знаешь, что стало с твоей матерью и отцом, не знаешь какие тела они приняли, но всегда готов из тысячи узнать того, кому сердце отдал; пустота. в твоей квартире — таблетки и бутылки, немного еды и кот, который никак не уходит от тебя. ты подобрал его, когда только приехал сюда — он был такой же потерянный и испуганный, желающий немного еды, воды и тепла. он хотел любви так же, как и ты когда-то. и ты его подобрал, купил квартиру и обставил ее так, как хотелось. кажется, в это ты вложил минимум — все, лишь бы у тебя гулял воздух и было спокойно.

солнце касается твоих волос, заглядывает в глаза и тут же скрывается облаком — сегодня на улице прохладно, а с океана дует ветер, который приносит соль. она оседает везде, куда только достает. и в твоих волосах теперь — тоже; кошмары утягивают тебя путами так глубоко, что ты не сразу можешь выплыть. каждый раз тебе казалось, что все можно прекратить — тело смертное настолько хрупкое, что чуть пережми и сломаешь. ты проверял на себе — оставлял следы от порезов, не чувствуя боли, а потом каждый раз заживлял их. ты каждый раз падал и сбивал колени, когда видел кого-то похожего, но в последнее время только сердце иногда трепещет.

правильно, он не станет тебя искать. ты больше не нужен. он двинулся дальше.

кот тыкается в твою руку, ласки просит и ты улыбаешься уголком губ — тебя бы кто погладил не против шерсти, а по ней. тебя бы кто положил на колени, укрыл бы теплым чем-то и просто дал ощутить себя дома.

дом. что это такое? слово, давно потерявшее свое значение. слово, которое не больше, чем буквы. как давно ты не ощущал себя именно д о м а? наверное, давно. в египет ты больше не хотел возвращаться — там все памятью пропитано, а новая жизнь никак не клеилась. ты — сломанный механизм, от которого ничего не осталось. батарейка без зарядки. тот, кого только в утиль, да и только; кот мурлыкает, когда ты чешешь его под подбородком, когда за ушками поглаживаешь. он льнет к тебе, любит тебя, а ты — его. кажется, что только вы и остались на этом бренном свете.

тихий вздох и животное тут же напрягается. поглаживать ты его продолжаешь, когда сползаешь с кровати своей, когда идешь на кухню и кладешь ему еды — вы ведь оба должны есть, но в твоем холодильнике скончалась мышь, а дойти и купить что-то больше не казалось такой прекрасной идеей; иногда воспоминания прорывались сквозь плотину и возникали мыслями: почему он, а не я? почему тогда умер он, почему не оказался там я? и понимал в такие моменты, как эгоистично это было. думал, что, наверное, не смог бы сет смотреть на ребенка, если бы умер он сам; но вера давно умерла. это было последнее, что у него оставалось. не мог он пленить песок и оставить рядом с собой.

кап-кап-кап. выдыхаешь, когда пальцами по лицу скользишь, собираешь соленые капли. хмуришься, стряхиваешь их. заказываешь доставку — свободно ты говоришь на чужом языке, вливаешься в мир чужой так, словно всегда здесь был. не заводишь ты ни с кем романы, никогда не просил никого скрасить ночь и не выгибался ни под кем так же, как никто не выгибался под тобой. никому не позволял сердца коснуться, никогда не забывал ты песок вольный, который однажды полюбил.

солнце клонится к закату.

звонок. в эту квартиру так давно никто не звонится, что все кажется ложью. но звонок продолжается раз, второй, третий. кажется, что кто-то просто повис на ней и просто висит, не позволяя отпустить. какое-то время игнорируешь, подхватываешь бутылку воды и делаешь глоток. хочется горло смочить; двери здесь тонкие. подходя ты слышишь голос тот, от которого внутри все стынет. кажется, что вся стужа поднялась по венам и разогналась. руки дрожат, когда заламываешь ты пальцы. он клянется, что не уйдет. он клянется, кто никогда не, а ты в голове проматываешь моменты, когда он говорил уже это. когда он обещал не сбегать, но каждый раз оставлял холодную постель и тебя одного.

— дядя?

приоткрываешь дверь, словно боясь. кот рядом мяукает громко, о ногу трется, но ты не смотришь на него.

— отпусти звонок, я уже открыл.

голос чуть вздрагивает, но тут же берешь себя в руки. смотришь на него, похорошевшего. кажется, что он не меняется от раза к разу, но теперь все иначе. удивляешься тому, что он сам пришел за тобой, что сам попытался тебя найти и странным оно кажется. неуютно себя ты чувствуешь, не привык к заботе такой, отучился от нее. все сам, всегда и сильным сам был, и спину свою подставлял. всегда закрывал от всех невзгод, но сейчас ты едва ли можешь на ногах устоять от бури. не сможешь ты вытерпеть еще одно падение домика картонного.

— говорить через порог, говорят, плохая примета. проходи, пожалуйста.

тебе ты дверью хлопнуть, проверить насколько слова его правдивы. тебе бы сказать все злое, что на языке крутится еще с первого удара, с первого бегства. тебе бы высказать все это, но ты лишь молчишь.

где-то тикают часы. отвратительно громко, разбавляют тишину. кот прячется в комнате, ты провожаешь его взглядом, а после смотришь на него. того, кто стоит перед тобой и по кому сердце и душа истосковались. ты смотришь на него и понимаешь лишь одно

ты — сломанный механизм.